Тимур Казнов приехал в Хакасию только полгода назад. Но, странное дело, сегодня кажется, что он работает здесь уже очень давно. И сделано много — Театр (именно так, с большой буквы) его принял, и зритель вдруг материализовался, и жизнь как-то закипела и изменилась.
— У меня здесь день за три идёт. Или за пять. Режиссёр для того приезжает в театр, чтобы добавить театральным парусам свежего ветра. Чтобы корабль не стоял на приколе, обрастая ракушками и тиной, а шёл по воде — красивый, яркий, мощный, — улыбается режиссёр Хакасского национального драматического театра имени А.М. Топанова.
Он такой… Знакомый незнакомец. Многие помнят его по роли Стаса Ярошенко в популярнейшем в своё время сериале «Солдаты». Образ рядового, «своего парня», перековавшегося во время службы в настоящего воина, стал для многих образцом для подражания.
В жизни Тимура такую роль нельзя назвать случайной — он родился в семье, где главным призванием и мужчин, и женщин были профессии военного и инженера, он знал их изнутри с самого раннего детства.
Наше досье
Тимур Казнов — российский актёр театра и кино, режиссёр, сценарист.
В 2008 году окончил РАТИ — ГИТИС (мастерская В.А. Андреева). Ставил спектакли на разных площадках Москвы и Германии — «Парадоксалист», «АнтON ЧехOFF», «Мальчик в полосатой пижаме», «Демон», «Страна слепых», «Всё началось со шторки для душа» и многие другие. Он режиссёр культурного центра «Интеграция», где реализует проект «Концерты и спектакли в темноте». Ныне Тимур Тамерланович — режиссёр Хакасского национального драматического театра имени А.М. Топанова.
Огонь, вода и медные трубы
И так же изнутри, с раннего детства, он знал, что такое война…
— Наша семья жила в Таджикистане. Мой прадед Прохор Пыльнов строил Среднеазиатскую железную дорогу, влюбился в эту сумасшедшей красоты землю, где пески соседствуют с горами, и она стала родным домом для нескольких поколений. Но в 1992 году, мне тогда едва исполнилось пять лет, там началась гражданская война. Помню, как вдруг начался настоящий ад. Страх, кровь. И голод.
Чувство голода преследует меня и сейчас — я дорожу хлебом, собирая его до последней крошки, всегда запасаюсь растительным маслом и мукой, чтобы можно было стряпать лепёшки.
Хлеб был драгоценностью — приходилось днём и ночью, по трое суток, стоять в очереди, чтобы купить его. Стояли всей семьёй — бабушка, мама, дядя. Помню, приходил из школы и подменял их, чтобы могли немного отдохнуть. В руки давали только одну буханку. А после и этого не стало.
И воду нельзя было пить. Она в Душанбе поступает из горных источников, а талибы заваливали их трупами людей и животных — в город поступала отравленная вода.
Страшные времена — враждебный мир вокруг, смерть караулит за каждым поворотом, и понимаешь, что в любой момент ты можешь погибнуть.
Помню, мы идём с бабушкой по центральной улице города, она вдруг толкает меня в спину, наваливается сверху — и раздаются автоматные очереди. Просто едет машина с талибами, и они палят из автоматов во всех, кто попадает в зону видимости. Растерзанные тела, крики, кровь... Меня спасла бабушка, и сама она чудом осталась жива.
Ещё помню посылку из Красного Креста — 1 литр хлопкового масла, 5 килограммов муки, 5 килограммов гречки и баночка с какао. Красивая, жёлтая с красной крышкой, с надписью «Кола-као» — перед глазами стоит. Бабушка делала тесто из стакана муки и воды, ватой с каплей масла протирала сковороду и выпекала лепёшки. Завтрак мой, еда на весь день — эти лепёшки и какао. Его берегли для меня, растворяли пол чайной ложки в кипятке.
Тысяча хлебных крошек
Очень трудно было нашей собаке — большой дог Занг, друг и защита. Мы делились с ним всем, и он не раз выручал нас из беды. Мародёры и бандиты были на каждом шагу — и то, что они вырезали русские семьи, ни для кого сейчас не тайна. Нам в дом забрасывали гранату, однажды пришли убивать женщин — и сделали бы это, если бы Занг (а он был достаточно тихой собакой) в оправдание своего имени (Занг — в переводе с таджикского «колокол»)
не стал громко лаять и бросаться на них. Они испугались и исчезли!
Чудо? Да. Но ещё мы жили неподалёку от базировавшейся в Душанбе 201-й мотострелковой дивизии, и там могли услышать его лай.
Занг был любимчиком всей дивизии. Когда мы гуляли с ним, бойцы выносили ему сухой хлеб. Конечно, он шёл не только нашему псу — ему доставались крохи.
Это тяжело вспоминать… В Душанбе кроме коренного населения жили крепкие диаспоры немцев, ещё сталинских переселенцев, и русских, для которых Таджикистан был родиной.
Немцы с началом войны снялись с места одномоментно — просто собрали вещи, заколотили дома и все уехали туда, куда можно было — в Германию, Казахстан, Россию, Канаду, куда-то ещё. Молодые русские уехали тоже, а пожилые люди, они остались доживать в своих домах. Тяжелейшим было их положение. Некоторые не могли ходить. Мы с бабушкой размачивали солдатские сухари водой и по вечерам ходили подкармливать стариков. Хлебная каша продлевала им жизнь…
Эти воспоминания держат меня много лет, не оставляют. Детская травма? Да. И потрясающий ужас я долго испытывал от того, что везде был чужим. Там я русский, а когда мы приехали в Россию, стал «хачиком», — вспоминает Тимур.
Конечно, им необходимо уезжать из Таджикистана — но сделать это тогда было очень сложно. Не утихали военные события, заодно с этим активизировались коммерсанты, откупавшие все средства передвижения для доставки своих грузов за границу. Фрукты, овощи, бахчевые, цветы — все пассажирские поезда, все самолёты везли товар. И Тимуру с мамой пришлось ехать в Москву в вагоне, битком набитом дынями — тогда это было за счастье, вырвались! Через три месяца к ним присоединились бабушка и… Занг.
— Вопроса оставить собаку не стояло вообще. Задолго до нашего отъезда удалось купить два билета на самолёт, и бабушка летела в Россию с огромным догом, который пассажиром сидел рядом с ней. И долго он жил ещё с нами — наш верный Занг, друг и защитник. Уже сытно и совершенно счастливо.
«Понаехавшие»
— Когда поезд с дынями и с нами подъехал к Казанскому вокзалу, я спросил у мамы: «Это Кремль?» Здесь нас ждала уже совсем другая жизнь. И совсем немногое удалось забрать из той, прежней. Все мы очень жалеем о библиотеке, которую начала собирать ещё наша прабабушка. Она все деньги тратила на приобретение книг, выписывала их откуда-то, пачками скупала в книжных магазинах. Там такие раритеты были. Наша главная драгоценность на самом деле. Удалось вывезти небольшую часть. И сейчас жалею об этой потере. Прабабушка даже дочек своих назвала книжными именами. Мою бабушку звали Адигельда, её сестру — Стелла. Прабабушка рассказывала, что имена эти вычитала в каком-то из романов. Сколько мы потом ни искали книгу, где упоминалось имя Адигельда, так и не нашли, — говорит Тимур.
Бабушка Ада (Адигельда) Александровна Сабиева — один из главных людей в жизни Тимура: «У меня было две мамы, вторая — это бабушка». Она была осью большой дружной и весёлой семьи, настоящей берегиней её и очень сильным человеком».
— Всё могла, всё умела. Уважаемый, интеллигентный человек. Ей сложно было уезжать из Таджикистана — инженер, она проектировала системы каналов для полива огромных полей, превращала пустыню в сад. Мы за ней — просто как за каменной стеной. Сейчас она мой ангел-хранитель. И в Хакасию привела меня именно бабушка — только это особенная история, — рассказывает Тимур.
...Семьи беженцев поселили в общежитие в подмосковных Мытищах. Сначала одна комната, потом ещё одна. В тесноте, да не в обиде.
— Здесь была еда. Еда — простая истина, ценность которой человек забывает, когда пресыщен. Все остальные трудности, которые возникали здесь, можно пережить. Конечно, мы сразу стали «понаехавшими», в школе мне приходилось драться, хотя это не очень люблю — но вспыльчивый в силу осетинской крови, которая течёт во мне. И от драки никогда не уходил.
Школа не была для меня проблемой — я обычный ученик с гуманитарным уклоном. Да и педсостав в школе был чудесный просто. Повезло и с классным руководителем — на уроках русского и литературы она объясняла нам образы, которые школьнику в силу его возраста невозможно понять. Точные науки мне абсолютно неинтересны. Не могу сказать, что точно знал — стану актёром и режиссёром, но я ведь был ребёнком киноплощадки, — улыбается Казнов.
«Сын полка» киноплощадки
По словам Тимура, его мама, Татьяна, стала исключением в семье военных-инженеров. Она кинематографист, до войны работала на студии «Таджикфильм». В России устроилась на «Мосфильм» — служила реквизитором, помощником режиссёра, продюсером.
— И я на площадках, где работала мама, стал своим ребёнком, сыном полка. Зритель, помощник. Очень интересно это — многие моменты завораживали просто. Дуэты актёрские очень нравились. Помню, на съёмках лирической мелодрамы «Обнажённая натура» я наблюдал работу юной Лянки Грыу и седовласого Станислава Любшина — даже мне, школяру, было понятно то невероятное взаимодействие актёров на сценической площадке. Эта картина актуальности не потеряла и сегодня. Можно найти её в интернете и посмотреть. Сделаете себе подарок.
Конечно, я учился всему — когда рядом такие актёры, режиссёры, ты дышишь одним с ними воздухом, невозможно не учиться. Захватывало. Открывало новые миры. Вспоминаю сценариста и режиссёра Олега Погодина, с которым близко познакомился на съёмках сериала «Родина ждёт» (остросюжетный детектив с Валерием Николаевым, Юрием Соломиным, Павлом Деревянко и Марией Кивва в главных ролях. — Прим. Авт.). Удивительный, разносторонний человек, который «подарил» мне джаз, причём в буквальном и переносном смысле — мы слушали и говорили об этой музыке, и он подарил мне коллекцию CD-дисков, на которых был такой джаз-джаз, какого прежде я не слышал ни по радио, ни по телевизору, — вспоминает Тимур.
Всё это, плюс театральная студия в Мытищах, которую он старательно посещал, не могли не стать противовесом намерению семьи сделать из Тимура «человека в погонах». Родные настаивали: после экзаменов пойдёшь в таможенную академию. Что делать 15-летнему мальчику (в этом возрасте он окончил школу)? Слушать авторитетные мнения или…
Или подать документы на конкурс сразу в «Щуку» (Театральный институт имени Б. Щукина), МХАТ, ВГИК и ГИТИС? Конечно, второе!
Четыре вуза — и успех!
— О том, что я это сделал, не знала даже мама. Никто не знал. А я прошёл во все четыре вуза, где конкурс, как узнал позже, составлял более трёхсот человек на место. Но не боялся — мне же 15 лет, какой страх в таком возрасте? Мама потом удивлялась, что не обратился за помощью. Но мне важно было доказать семье, что мой выбор неслучаен и я могу добиться своего без всякой протекции. 1 августа нужно было сделать выбор. От станции метро «Арбатская» до «Щуки» было далеко, а до ГИТИСа гораздо ближе. И атмосфера на конкурсе там была по-настоящему семейная, добрая очень. Поэтому выбрал где ближе и атмосферу добра. Ни разу не пожалел.
Мастерская Владимира Алексеевича Андреева и правда стала семьёй. Сам Андреев — это наш театральный дедушка. Никогда никого не ругал, жил в гармонии с миром, привносил её и в процесс обучения. Курс, где я учился, оказался экспериментальным — набрали 15-, 16-летних юнцов, дурачков ещё, у каждого комплекс неполноценности. И Владимир Алексеевич нас согревал, говорил всем, что мы молодцы. Из-за этого мы путались иногда: блестяще выполнишь заданное — хорошо, сделаешь как попало — тоже хорошо. Сначала трудно, но после понятно, что правильно, мы сами имели возможность отделить зёрна от плевел. Просто в ГИТИСе всё через любовь. И помогали нам всегда. Идёт студент по коридору, его нагоняет Андреев, стучит по плечу, протягивает тысячную купюру: «На, потерял!» — говорит. И зная, что у тебя этой тысячи не могло быть, понимаешь: это просто рука помощи.
Владимир Андреев, Ольга Якушкина — это сила сил, учителя и люди с большой буквы.
И тут пришла слава
К Тимуру Казнову популярность пришла очень рано. На втором курсе ГИТИСа он начал сниматься в сериале «Солдаты».
— Когда пригласили, сериал был на пике популярности. Я пришёл к Владимиру Алексеевичу, рассказал, что хотел бы участвовать в съёмках. Он сначала был против — боялся, что такая популярность может навредить нам. Но потом дал добро.
И да, слава пришла. Очень много смешных, грустных — да самых разных моментов связано с этим. Снимали сериал на территории действительной образцово-показательной воинской части в подмосковном Нахабине. Кинематографистам выделили отдельный корпус, в остальном условия были реальные — настоящий плац, казармы, столовая. Однажды, отсняв свои эпизоды, мы с приятелем, тоже «рядовым» сериала, пошли пообедать. Ну и «расхомутались» — расстегнули «х/б», пилотки свои за пояс заткнули, идём, смеёмся. И вдруг нас накрывает прямо отборным таким матом. Полковник приезжий увидел, как «солдатики» идут по плацу образцово-показательной части, и буквально озверел. Он орал на нас так, что комар носа не подточит, между его неформативной лексикой не вставить даже короткого междометия. «Дебилы» — самое ласковое определение, которым он нас наградил. Ну как-то иссяк у него запал, и удалось слово молвить, объяснили, что к чему, сводили на съёмочную площадку. Ему так всё понравилось, что он потом наезжал к нам в гости, тортики привозил. Извинился? Да ну что вы! Тем более он же прав был по сути. На территории воинской части рядовой должен быть одет по уставу, — улыбается Тимур.
Устав он выучил по-настоящему. Все выпускники вузов тогда проходили воинскую службу. Один год «старший сержант Стас Ярошенко» был настоящим рядовым Вооружённых сил России и хорошо узнал, что у популярности есть и обратная сторона.
— Мне безумно мешало это в армии. В учебке я оказался с ребятами, которые видели меня по телевизору, и у некоторых это вызывало агрессивный интерес и даже злорадство: «Ну что, блатной, доигрался! Теперь по-настоящему узнаешь, что такое армия!» Конечно, дрался. Меня били, я бил. Сломанный нос, помню, ставили на место с помощью карандашей — ещё тот опыт. Так что перевод на службу в Театр Российской армии я воспринял с «чувством огромного удовлетворения».
Тонны снега и две минуты счастья
В этом театре всегда была команда солдатов-срочников, которые наводили порядок в его огромном хозяйстве. Работы хватало. Там зеркало сцены строилось так, чтобы конница могла разбежаться, набрать ход, вылететь на неё и дальше скакать, не снижая галопа. Там колесо сцены может поднять настоящий танк. Да достаточно сказать, что этот театр по площади всей территории занимает первое место в Европе. И всё это нужно содержать в чистоте, ремонтировать, снег во дворах чистить — тонны, тонны снега. Это делали мы, ремонтная бригада.
Ну а после уборки могли помогать в спектаклях или смотреть хотя бы. Мы застали звёзд большой величины и даже играли в эпизодах с Людмилой Касаткиной, Владимиром Зельдиным, Борисом Морозовым.
Дуэт Дульсинеи и Дон Кихота, в котором пели вместе Владимир Михайлович Зельдин и Тамара Гвердцители — невероятный, божественный, стал для меня оправданием ко всей моей армейской службе. За те несколько минут, что я, стоя в кулисах, слушал их голоса, готов простить ей всё. Да что там «простить» — благодарен армии за это, — признаётся режиссёр.
Возвращение из рядов Вооружённых сил совпало с кризисным годом сложных перемен. Тимур устроился актёром в музей-театр «Булгаковский дом», начал ездить в Германию, изучать Брехтовскую систему, обучая, в свою очередь, европейских артистов системе Станиславского. В это же время прошёл обучение на режиссёрском курсе и начал работать.
— Всё жило, вертелось, интересно. Я поставил спектакль по дневникам Фёдора Достоевского «Парадоксалист», начал сотрудничество с театром «Таратумб», других проектов много было. В Москве более сотни разных театров, ты можешь реализовывать себя в них по-разному. Заинтересовали инклюзивные проекты — вступая в эту воду, я представить не мог, насколько люди незрячие чутко воспринимают мир. Поставили спектакль «Всё началось со шторки для душа», куда ввели незрячего артиста, и он играл с нами. Ездили с этим спектаклем по школам для детей с ОВЗ, показывали бесплатно, подтягивали спонсоров. Видел много печального и страшного в таких поездках и понимал, что этим людям необходима помощь — и такая, какую я могу дать, но для них нужно делать больше и на другом уровне.
С удовольствием принял приглашение на XI Международный фестиваль театров кукол «Чир-Чайаан» в Хакасии. В рамках инклюзивной лаборатории проводил мастер-классы, и с актёрами всех хакасских театров мы довольно быстро сделали спектакль «Голоса». Получилось очень круто.
Тогда понравилось желание сотрудничать, стремление к коллаборации. Театр — ведь постоянное движение. Пульс театра должен биться, как сердце колибри, выдавая тысячу ударов в минуту — тогда будут жизнь, зритель, слава и всё остальное.
Через некоторое время директор вашего тогда, нашего сейчас Хакасского национального театра драмы Владимир Чустеев пригласил меня ставить «Папу» по Флориану Зеллеру. Я согласился. Тема эта была для меня открыта — за год до этого умерла моя бабушка Ада, и обстоятельства были сродни зеллеровским.
...Самый сильный и многозначимый человек для тебя становится другим. Он как бы медленно уходит за черту: сейчас он с тобой, но шаг за шагом всё меняется, и ты ничего не можешь поделать с этим, как-то изменить. И нужно пережить.
Так получилось, что я ступил на хакасскую землю в день годовщины смерти бабушки. И уже тогда почувствовал, что будто она привела меня сюда — в страну, где есть степь в обрамлении гор, где всегда жили люди, где мир мистический, горний очень близко граничит с миром людей.
Может, поэтому вернулся сюда сейчас работать. Мне интересно, что делаю, я чувствую поддержку. Не могу сказать, что решены все проблемы. Такого не будет никогда, да и театральное пространство — особенная территория со своими вопросами, «загонами», особенной чуткостью к словам и делам. Очень хочется изменить скорость пульса, ускорить его, придать движения, добавить воздуха в паруса. Жизнь так стремительно меняется сейчас — и мы меняемся тоже. Пусть всё это будет к добру…
Елена АБУМОВА
