Для справки — географические данные…
Наш Абакан расположен у слияния трёх рек и всегда испытывал на себе их строптивый нрав. Енисей в 80 километрах от города вырывается из Саян и течёт по Минусинской котловине. Здесь уклон до 40 сантиметров на километр, течение делается более спокойным, русло дробится на многочисленные протоки и ответвления. В районе Абакана ширина Енисея около километра, глубина 3 — 4 метра, средняя скорость течения — семь километров в час. У реки высокий уровень весеннего половодья.
Река Абакан по своему характеру близка Енисею. Формируется она в горных районах между Алтаем и Саянами. Скорость течения реки у города — восемь километров в час, ширина в среднем 400 метров, глубина — от 1,5 до 3 метров. Общий уклон, как и у Енисея, — 40 сантиметров на километр.
И, наконец, третья река — Ташеба. В отличие от Енисея и Абакана она невелика. Её длина всего 39 километров, средняя ширина — 35 метров, глубина — 0,5 — 1,5 метра.
В юго-западной части города Ташеба близко подходит к руслу реки Абакан, и небольшой участок пути они текут рядом, почти параллельно. Во время паводка, разливаясь, Абакан часто использовал русло этой реки как аварийный клапан, сбрасывая в неё часть своих вод. По этой причине Ташеба всегда представляла для города большую опасность.
Эти-то три реки и явились главными виновниками наводнения 1969 года, пришедшего через невзрачную, прямо-таки тишайшую, можно сказать, Ташебу.
Крутой норов стареющей реки
Больше всего Ташеба доставляла забот городу во время паводков. Половодье всегда начиналось в мае и достигало своего апогея в начале июня. Уровень воды часто подходил к своей критической отметке. В такие дни паводок представлял для города грозное явление. Ведь значительная часть Абакана размещается на территории с отметками, близкими к 243 метрам над уровнем моря. А уровень воды в реках во время паводка часто достигает 245 — 246. При таком перепаде высот город без соответствующих защитных дамб не мог не подвергаться затоплению.
Достаточно сказать, что вплоть до 1970 года город Абакан подтоплялся почти каждую весну. За 50 лет (с 1935 по 1985 год) было зарегистрировано более 40 наводнений, причём в 11 случаях уровень воды превышал отметку 246 метров. Городу и населению разгулявшейся водой наносился ощутимый ущерб. Но самым большим бедствием явилось, конечно, наводнение 1969 года, когда уровень воды в реках достиг отметки 247,5 метра. Это был самый грозный паводок за всё время существования города.
За несколько часов до…
Мы жили в Абакане на улице Кошурникова. Кирпичный четырёхэтажный дом был последним на улице, не считая деревянных бараков «Водрема», тянувшихся до самой железнодорожной больницы, которая смотрела окнами уже в открытую степь. Дальше вилась дорога к Ташебе. Это, если смотреть с балкона нашего четвёртого этажа. Из окна моей же спальни открывался вид на другую сторону степи, где в 300 метрах начиналось строительство будущего Дома культуры железнодорожников.
А вот дальше, за стенами будущего ДК, той весной прямо в голой степи стояли палатки военных, их полевые кухни, горы каких-то ящиков, воинские машины… Мельком взглянув, я увидел, как солдатики шустро, словно куда-то опаздывая, свёртывали, мешая друг другу, палатки, спешно грузили их на заведённые уже машины, расторопно цепляли к фаркопам полевые кухни… Между тем полоска воды, такая безопасная на расстоянии, расширялась, приближалась. Её уже явственно было видно из моего окна.
Это было последнее, что я видел, ложась спать. Правда, ещё услышал через открытую балконную дверь, как где-то внизу на улице переговаривались десятки людей. Как мне, полусонному, пояснила чем-то взволнованная мать, люди шли с лопатами, ломами на Ташебу, чтобы укреплять дамбу. И я уснул — беззаботно, как можно уснуть только, наверное, в детстве. Позади был седьмой класс, а завтра начиналось лето.
…И тут пришёл ночной Водяной
То половодье началось в самом конце мая. Жаркие длинные майские деньки, быстрое таяние снегов в Саянах, обилие таких же снегов в верховьях Абакана и Енисея вызвали резкий подъём воды. Уже 28 мая обычный максимум паводка на Енисее и Абакане был пройден, но снеговая вода продолжала неумолимо прибывать. В городе приняли экстренные меры по укреплению защитных дамб, но куда там!.. Реки разлились во всю ширь, затопили все низины, и город оказался окружённым своенравной водой со всех сторон. Он стал походить на маленький островок среди разбушевавшейся стихии. Вода несла мимо окраин города вырванные с корнем деревья, брёвна, даже старые сараи. Её уровень повышался прямо на глазах растерявшихся, не знающих, чего дальше ждать, жителей областного центра.
Скоро паводок подобрался к верхней черте дамб. То в одном, то в другом месте создавалась угроза прорыва. Людей и технику то и дело перебрасывали на самые опасные участки. Спонтанные бригады закрывали образовывающиеся прораны, чтобы предотвратить разрастающуюся беду, но для воды преград уже не существовало.
…Я проснулся от непонятного шума. Где-то раздавался топот бегущих ног, звяканье лопат, взволнованные крики. И вдруг всё смолкло... Мать, как я узнал, стояла уже на балконе, но будить меня на стала. Она, конечно, переживала за отца: он там, на ташебинском мосту (ведь машинист восстановительного поезда). И тут я услышал через открытую форточку шум клокочущей, мощно вскипающей воды. С улицы потянуло нехорошей прохладой и почему-то запахом бензина, солярки. Потом оказалось, что это «водремовские» запасы топлива, попавшие в воду.
До меня донеслось истошное кудахтанье кур, перебиваемое хлопаньем их крыльев. Потом — завывание и лай собак, невыносимый, как под ножом, визг свиней в хлевах «водремовских» бараков, утробное мычание обезумевших коров… И всё это — разом. Я ринулся к балконной двери. Мать, схватясь руками за голову, прошла, ничего не говоря, мимо меня в кухню…
Я вылетел на балкон и тут же замер, держась двумя почему-то сразу ставшими непослушными руками за перила: подо мной, в темноте, плескалась грязно-помойная (судя по запаху) вода. Я так и остался стоять на балконе в бессмысленном оцепенении. И то: там, где ещё недавно днём ходили автобусы, в кромешной темноте теперь шумела силы страшной и всё нарастающей вода. Внезапно заскрипели доски, потом что-то тяжёлое ухнуло в воду… Я, наконец, оторвал руки от перил, побежал в кухню, посмотрел на циферблат: было два часа ночи 1 июня.
Мы как-то сразу оказались отрезанными от остального мира. Из подъезда, впотьмах соображал я, так как свет уже отключился, не выйдешь: унесёт тебя куда-нибудь в тартарары, улицу тоже не перебежишь… А вода — она ведь, наверное, будет всё прибывать и прибывать — может, даже и до второго этажа дойдёт... Люди побегут к нам на четвёртый, полезут на крышу… А если фундамент подмоет, что тогда?.. Свет в лампочке вдруг снова внезапно брызнул и потух, мать, охая, стала искать свечу… И в эту вот растерянную, чёрную минуту, глядя на всё это случившееся, что ревело и стонало на улице, уже прямо под балконом, я подумал: «Так вот это что такое — страшное, обложное наводнение!» До утра мы не спали…
Вода, нагрянувшая с тыла
Вода прорвалась там, где горожане меньше всего её ждали. Она пришла со стороны Ташебы и в считанные часы затопила 90 процентов территории города. Недоступными оказались лишь возвышенная часть в районе старой Никольской церкви и небольшая площадь размером три на четыре квартала в центральной части Абакана (от кинотеатра «Октябрь» до кинотеатра «Победа», и от здания редакции газеты «Советская Хакасия» до железнодорожной линии).
Наводнение причинило большой материальный ущерб. Было повреждено железнодорожное полотно, снесён железнодорожный мост через реку Ташеба. Пострадал автодорожный мост вблизи аэропорта, затоплены все (!) промышленные предприятия города и около семи тысяч (!) домов... Словом, катастрофа была налицо… Серьёзно пострадали линии электропередачи, водопровод, тепловые и канализационные сети города…
Хмурое утро на многолюдном острове
Это было что-то! Моя учительница химии, жившая на первом этаже благоустроенного дома в МПС, помню, позже рассказывала: «Я проснулась... Ищу в темноте тапочки. А вместо тапочек оказалась ногами в холодной воде… Боже мой, как я испугалась! В квартире — и холодная вода… Откуда!?»
Я же то утро помню по жутковатой сцене, которая разыгрывалась на моих глазах. Напротив наших окон стоял пятиэтажный дом. Площадка перед ним была забита всякими строительными конструкциями. На одном из блоков в мокрой больничной пижаме сидел, подёргивая плечами от холода, мужчина лет 50. С него буквально стекала вода. Он смог доплыть каким-то образом от железнодорожной больницы до этой стройплощадки и теперь едва держался за края бетонного блока. Мужчина вдруг снова спустился в ледяную воду, двинулся дальше где вплавь, а где только перебирая ногами под водой… Потом выяснилось, что этот человек стремился добраться до дома, где осталась его жена, перенёсшая инфаркт. Большое, доброе сердце оказалось у этого человека.
В тот день, как и в следующие, слухи доносили разное. Над городом появились вертолёты. Они зависали над крышами подмытых домов, сбрасывали верёвочную лестницу, и по ней в вертолёт один за другим поднимались попавшие в беду люди. Говорили, что женщина с месячным ребёнком на руках тоже стала подниматься. И ребёнок в одно из мгновений выскользнул из пелёнок и камнем пошёл вниз…
Потом пронёсся слух, что на окраине Абакана, в районе аэропорта и посёлка Калинино, ушла под воду армейская амфибия с экипажем и несколькими гражданскими, которых военные пытались вывезти на сушу. В районе Заготзерно появились (пронеслось по городу) мародёры и, подплывая на лодке к брошенным домам, через разбитые окна тащили ценные вещи: телевизоры, ковры, магнитофоны… «Даже в такое ужасное время, — негодовали люди, — появляются же вот такие подонки!»
После обеда второго дня наводнения по нашей улице Кошурникова стали плавать моторные лодки — в них развозили во флягах питьевую воду. Люди почувствовали, что в городе есть власть. Это успокаивающе подействовало на многих, в том числе и на меня. Нашлись два-три человека, которые без зазрения совести отталкивали женщин, а тем более нас, подростков, и первыми старались заполучить драгоценную питьевую воду, которая, понятно, из кранов давно уже не текла… Беда — она не только сплачивает людей, но и метит, кто есть кто…
К концу, по-моему, того же второго дня, когда паводок начал чуть-чуть спадать, на нашей улице появилась ещё одна длинная лодка с мотором. Она плыла под заходящим солнцем, плавно разрезая бурую воду — там, где ещё два-три дня назад ходили автобусы маршрута
№ 4: «Мебельная фабрика — Ж/д больница». В середине лодки стоял кинооператор и снимал затопленные дома, людей, приветствовавших с балконов эту самую лодку, оживших и поверивших в скорый спад воды. Мы, в том числе и я, азартно, даже весело махали кинооператору руками, стараясь попасть в объектив, что-то кричали… Была надежда: может быть, увидим в скором времени эти впечатляющие кадры. Но главным было то, как мы к тому времени уже узнали, что река Абакан, прорвавшая где-то дамбу и ринувшаяся по руслу Ташебы на город, всё-таки не изменила своего русла и через город течь не будет, хотя ходили поначалу такие слухи. Да и само появление кинооператора, снимающего горожан, лишний раз напоминало о том, что вынужденное наше заточение в собственных квартирах скоро всё-таки закончится.
Последний мокрый день…
Я, собственно, его не помню. Когда окончательно спала вода, когда она ушла насовсем — днём или ночью — бог весть. Наверное, на третьи, а скорее всего, на четвёртые сутки. До сих пор на нашем доме № 7 по улице Кошурникова можно видеть, насколько высоко поднималась вода в июне 1969 года. На кирпичах, присмотревшись, можно и сейчас увидеть границу, разделяющую сухой кирпич от того, что оказался тогда под водой. Последний — темнее, местами хрупкий, со щербинками.
Да, я не помню тот последний день. Зато помню, как впервые после сошедшей воды вышел на улицу. У пятиэтажного дома № 3, впрочем, как почти и везде, жидким слоем лежал ил — маслянистый, где с песком, где с травой или водорослями. По этому илу было неприятно идти, и многие люди заранее искали глазами, куда бы лучше ступить в следующий раз. То там, то тут появились расчищенные дорожки на асфальте… Но впереди ещё было много у всех нас работы. Затопленные огороды, подвалы, размытые тротуары…
Мы с матерью пошли к своему огородику рядом с «водремовскими» бараками — там, где сейчас находятся дома №№ 9 и 11… Нас ждало хоть и ожидаемое, но всё равно тяжёлое зрелище: там, где матерью и отцом уже были высажены грядки с морковью, горохом, луком, свёклой, чесноком, волнами громоздился (со щепками вперемешку) чёрный слизистый ил. И совсем не радовало, что он является отличным удобрением. Меня же почему-то больше всего обидело и обескуражило то, что в начале августа я теперь не увижу солнечных подсолнухов, аккуратно посаженных мною вдоль дальнего забора.
… Так отложилось в моей памяти то наводнение 1969 года.
… Иногда, проезжая мимо, я смотрю на совсем невзрачную теперь Ташебу, некогда благоухавшую хрустально-белыми кувшинками, и вижу лишь серый прошлогодний камыш, который, кажется, уже никогда не расцветёт скорой и нежной июньской зеленью.
Да… В моей памяти, теперь уже навсегда, осталась не эта, а та, другая Ташеба, ещё не пережившая жестокого паводкового нашествия.
* * *
Теперь город и прилегающие к нему населённые пункты надежно защищены от грозной водной стихии. Создание современной инженерной защиты Абакана решило важную проблему города. А губительные паводки и обсуждавшийся когда-то вопрос даже о переносе города Абакана — остались разве что в воспоминаниях старожилов.
Валерий ПОЛЕЖАЕВ
